Протокомиксы в дореволюционной России

[Mishazas]

КОНКЛЮ́ЗИЯ (от лат. conclusio — букв. 1) запирание, замыкание, 2) заключение, вывод) — синтетич. жанр эпохи барокко, пришедший из Европы через укр. посредничество. К. была популярна в России с сер. 17 до сер. 18 в. С хронологич. т. зр. К. предшествовала икона с клеймами и икона с композицией типа "древо".
(с) Российский гуманитарный энциклопедический словарь

Алексей Иванов
ТОБОЛ. МНОГО ЗВАНЫХ

– Сейчас всё растолкую, сам-то лишь вчера узнал, – Семён Ульянович внимательно оглядел сыновей. – Конклюзии – заморские придумки, царь их возлюбил и свой дворец имя восхитил. Вот и Матвей Петрович сего же себе пожелал. Конклюзия, значит, суть картина, густой краской на грунтованном холсте писанная, размером в сажень, как образ с Деисуса, – Семён Ульянович для наглядности показал руками, хотя его сыновья знали, каковы размеры икон деисусного чина. – Но главное – что и как изображённое есть.

Для пояснения Семён Ульянович против воли скатывался на какую-то выспренную речь, но иначе у него не получалось. Сыновья молча слушали.

– Конклюзию пишут вроде канона «древа». Помните, мы олифили из Абалакской обители образ «Древо Иессеево»? Вот подобное же. Малюешь, значит, в красках на весь холст древесо, в ветвиях его чаши цветочные, а в чашах – всякие парсуны, чтобы на них люди делали то, чем прославлены. И вскрай письмом повествуется, кто сей муж, и какой подвиг совершил.
– Хитрое дело, батюшка, – с уважением сказал Леонтий.
Ремезов хмыкнул.

Семён Ульянович ещё месяц назад отнёс губернатору чертежи башни на взвозе и церкви на мысу и принялся ждать ещё какое-нибудь задание. Вчера Матвей Петрович наконец-то вызвал его к себе.
– Ты же иконник, изограф, верно? – спросил князь.
– Да всё могу, – самоуверенно ответил Семён Ульянович.
– Мне в дом картины будут нужны. Ты и намалюй.
– А что за картины? – заинтересовался Ремезов.
– Конклюзии про твою Сибирь. Про всех воевод, про крестителей, про города. Словом, про всё, что здесь случалось важного с Ермаковых времён. Ты, говорят, о том летопись написал, выходит, гишторию знаешь.
Гагарин показал Ремезову в печатной книге конклюзии с какими-то королями, и Ремезов понял, чего хочет губернатор. Потом Матвей Петрович потребовал Сванте Инборга, артельного шведских плотников.

– Со Свантеем по чертежу мы посчитали простенки в трапезной, где будут висеть картины, и вышло четырнадцать штук, – сообщил сыновьям Семён Ульянович. – Четырнадцать конклюзий – хороший заказ. Так что, сыны, сейчас будем распределять, чего на какой картине изобразим. Сенька, бери перо. Надобно все старые великие дела припомнить.
– Слышь-ка, отец, старо ты дело великое, – окликнула Митрофановна, – а за работу тебе заплатить князь-то обещал? Или опять царю подарок будет от голожопиков? У нас и рожь на исходе, две чети осталось, и овёс.
Семён Ульянович сделал вид, что не слышит ехидства жены.

[Mishazas]

Алексей Иванов
ТОБОЛ. МНОГО ЗВАНЫХ

– Первую конклюзию про поход Ермака сделаем, – Семён Ульянович даже разволновался, приступая к сочинению. – Чай, с него Сибирь началась. Пиши, Сеня. Одесную древа русских нарисуем, ошуюю – татар. У наших, ясно, парсуны Ермака, Ваньки Кольца, Никиты Пана, Богдана Брязги.
– Мещеряка надо, – добавил Леонтий. – Всё ж последний атаман.
– И Матвея Мещеряка, – кивнул Семён Ульянович. – У татар – хана Кучума, храброго царевича Маметкула, хитроумного Карачу.
– Давай, батюшка, и красавицу Сузге, кучумовскую возлюбленную, – предложил Семён. – Добрая девка была, честно погибла.
– Пиши и Сузге.
– Жениться Сёмушке надо, – тихо сказала Митрофановна Маше.
Обе они издалека слушали разговор мужчин.
– А внизу нарисуем, как царь Грозный и Георгий Победоносец из леечек поливают древо Сибири, – придумал Леонтий.
– Записывай, Сеня.
– На ветвях, батюшка, я могу на русской стороне соколов изобразить, а на татарской стороне – ползучих змей, – не поднимая головы, сказал Семён.
– Записывай, добро.

[...]

– Вторую конклюзию нарисуем про сибирских иереев, – рассуждал Ремезов. – Начнём с владыки Киприана, он Ермаковым казакам поминовение установил. Потом Макарий, который злую Коду покрестил. Нектария тоже надо, при нём в Абалаке Божья Матерь явилась. И митрополита Игнатия надо, он мощи Симеона Верхотурского свидетельствовал…
– А Герасима архиепископа? – спросил Семён.
– У него слава дурная. Жесток был и родню на хлебные места сажал.
– Зато иконописец.
– Ладно, в Знаменском монастыре спрошу, стоит ли Герасима малевать, – решил Семён Ульянович.
– Иереям на ветви я голубиц и серафимов нарисую, – записал Семён.
Маша с козлёнком под мышкой подошла к Семёну Ульяновичу.
– Батюшка, ты меня обещал с девушками погулять отпустить.
– Какое гулять, Марея? – сразу раздосадовался Ремезов, не желавший отвлекаться от конклюзий. – Ты мне вчера поперечила? Поперечила! Отцу родному зубы казала? Казала! Теперь сиди на дворе, ерохвостка! Поделом!

[Mishazas]

БЕЗУМИЕ АЛЕКСЕЯ ВЕНЕЦИАНОВА
https://nikonova-alina.livejournal.com/1184745.html

В том же 1807 году Венецианов придумал и новый художественный «прожект». Он решил издавать «Журнал карикатур», видимо вспомнив свой талант карикатуриста еще школьных времен. Журнал распространялся по подписке, но заказчики получили только два первых выпуска. Каждый из них состоял из единственной гравюры-карикатуры. Третий номер «Журнала» до подписчиков уже не дошел.

Это была карикатура «Вельможа», довольно язвительная, где был изображен уродливый коротышка в дорогом наряде, возлежащий на постели в обществе молодой девушки с несчастным выражением лица. Судя по всему, Венецианов подражал здесь английским карикатуристам, причем вполне профессионально.

Карикатура дошла до императора Александра Первого, который попросил передать автору, «что он дарование свое мог бы обратить на гораздо лучший предмет», и журнал запретил. Императорское послание Венецианову передали, причем таким образом, что бедняга пришел в ужас. Надо полагать, что в такое состояние вообще может прийти любой человек искусства, которого вдруг поставят перед фактом, что процесс его творческого самовыражение подпадает под статью в уголовном кодексе.

Венецианов по натуре не был борцом, он не стал отстаивать свое право на критику власти, или уходить в подполье, или вступать в какой-нибудь радикальный союз будущих декабристов. Вместо этого, он решил, что ему нужно как-то оформить официально свой статус художника.

В Академии художеств он не учился, но и для таких самоучек, обладавших очевидным талантом, существовала возможность пробиться в профессионалы. Для начала он представил на рассмотрение Совета Академии свой автопортрет, написанный в 1811 году, и получил за эту работу статус «назначенного». Это была первая ступень, за которой следовала возможность участвовать в конкурсе на звание академика

[Tzratzk]

Я б тоже запретил...

[Mishazas]

«Как опасно предаваться честолюбивым снам». — совместный рассказ Фёдора Михайловича Достоевского, Николая Алексеевича Некрасова и Дмитрия Васильевича Григоровича, опубликованный в 1846 году в юмористическом иллюстрированном альманахе «Первое апреля» Николая Некрасова.

В комплект иллюстраций, сопровождающих первое издание, входит и комикс обыгрывающий сцену ревности, устроенную главному герою рассказа разгневанной женой. Вспоминаем, как когда-то ругались в СМИ и обществе: мол, по Достоевскому делают комиксы — совсем стыд потеряли! И выясняем, что сам Фёдор Михалыч был нисколько не против

[Mishazas]

Продолжая заполнять список отечественных комиксистов именами из школьной программы, портретами со стен аудитории русского языка и литературы, доходим, наконец-то, и до Чехова

Графический водевиль "Свадебный сезон", сценарий А.П. Чехова, рис. Н.П. Чехова:
http://chehov-lit.ru/chehov/podpisi-k-r ... -sezon.htm
Впервые - "Зритель", 1881, № 18 (ценз. разр. 10 ноября), стр. 4-5. Подпись: Сочинял Антоша Ч. Рисовал Н. Чехов. В журнале подписи под рисунками воспроизведены факсимильно.

А. Н. Неминущий
ПРОБЛЕМА ДВОЙНОГО КОДА: ПОДПИСИ А. П. ЧЕХОВА К ЖУРНАЛЬНЫМ РИСУНКАМ
В период наиболее активной работы молодого автора в «Осколках» редактор — Н. А. Лейкин практически непрерывно просил, требовал, даже умолял его присылать темы для будущих рисунков. Разумеется, эти просьбы удовлетворялись, но столь же регулярно Чехов жаловался на разного рода сложности, в том числе связанные с огра- ничением объема текстов: «Я очень туп для выдумывания острых подписей. Хоть зарежьте меня, а я Вам ничего умного не придумаю» (письмо от 25 июня 1884 г.) [7, с. 113–114]; «Если бы сочинять темы было так же легко, как закурить папиросу, то я прислал бы Вам их видимо-невидимо, но Вы сами знаете, что легче найти 10 тем для рассказов, чем одну порядочную подпись» (от 4 ноября 1884 г.) [7, с. 129];
«Начнешь выдумывать подпись, а выходит рассказ, или ничего не выходит...» (от 22 марта 1885 г.) [7, с. 144].
Исходя из сказанного можно, по крайней мере, предположить, что знаменитая чеховская краткость была отнюдь не врожденным, а скорее благоприобретенным ка- чеством, требовавшим к тому же от автора значительных усилий. Кроме того, Чехов неоднократно выказывал недовольство по поводу обязательного (иногда двойного) цензурирования его текстов с неизбежной утратой возможной сатирической остроты. Еще один интересный аспект связан уже с проблемой освоения разнообразных особенностей самого жанра подписи и процесса работы над ним.

Поскольку никаких черновиков не сохранилось, можно предположить, что технология работы была такой: Чехов создавал текст, который Лейкин называл темой, после чего «заготовка» передавалась художнику. Затем выполненный рисунок пересылался автору подписи, и он должен был вносить коррективы в свой текст уже с учетом визуальной версии.

В каком-то смысле это был уникальный для Чехова опыт использования двойного кода: вербального и иконического, создающих в конечном итоге артефакт особого типа.

Данную проблему рассматривал в свое время Р. Барт, который утверждал, что в том случае, «если словесный текст играет роль диегетической связки, информация становится как бы более дорогостоящей, поскольку она требует знания языкового кода <…>; если же текст выполняет субститутивную функцию (то есть, функцию закрепления, контроля), то задачу информации берет на себя само изображение; по- скольку же изображение основано на принципе аналогии, эта информация оказывается как бы более «ленивой» [2, с. 308].

Развивая идею Р. Барта, Е. Е. Анисимова выделяет два типа отношений между изображением и вербальным текстом — взаимодополнение и взаимозависимость. По мнению исследовательницы, при отношениях взаимодополнения изображение понятно без слов и может существовать самостоятельно. Вербальному комментарию отводится вторичная, дополнительная функция, так как он только описывает изображение, дублируя его информацию. При отношениях взаимозависимости изображение зависит от вербального комментария, который определяет его интерпретацию [1, с. 7].

Многие лингвисты-теоретики в качестве рабочего термина для дефиниции таких феноменов используют термин «креолизованный текст» [см., например: 6; 4; 3], то есть сложное текстовое образование, в котором вербальные и невербальные элементы образуют одно визуальное, структурное, смысловое и функциональное целое, нацеленное на комплексное воздействие на адресата [5, с. 185].

Надо отметить, что свою часть этого комплекса Чехов пытался максимально разнообразить. Все двадцать подписей к рисункам можно разделить на несколько групп, которые образуют некие жанровые варианты: это могли быть условно озвученные реплики персонажей или обмен ими, короткий монолог (иногда внутренний), активно использованная и в прозе Чехова данного периода сценка (правда, максимально сокращенная) и, наконец — мини-рассказ.

Несколько выпадает из этого ряда самый первый опыт, который стал результатом непосредственного соавторства Чехова с братом Николаем, изобразившем на одном листе in folio многофигурную композицию, названную «Свадебный сезон» (1881). Чехов-писатель от руки сделал на листе подписи, и эта работа в факсимиль- ном варианте была опубликована в журнале «Зритель». Данный опыт с оговорками можно назвать сатирой на провинциальные нравы и типы с точки зрения столичных жителей-неофитов, поскольку в вербальном и визуальном рядах иронически или пародийно воспроизведены элементы свадебного ритуала: тосты, реплики участников застолья, список приданого, калькуляция расходов и т. п. В данном случае слово и изображение существуют на самом деле как единый текст, поскольку отделить в нем один ряд от другого невозможно даже физически. Кроме того, здесь в зачаточном виде присутствуют отдельные сюжетные коллизии созданного через восемь лет водевиля «Свадьба» (1889).

[Mishazas]

Нашёлся качественный скан публикации комикса братьев Чеховых "Свадебный сезон".
Как видим, печатался он в три краски.
Экземпляр журнала "Зритель", послуживший источником для сканирования, хранится в ГМИРЛИ им. В.И. Даля:
https://ar.culture.ru/ru/subject/list-i ... ala-zritel

Летом 1881 г. А.П. Чехов с братом Николаем ездили в Таганрог на свадьбу своего родственника И.И. Лободы. Братья были шаферами. По воспоминаниям присутствовавшей на свадьбе Е.Г. Осташевской (Поповой), А.П. Чехов в роли шафера «неутомимо шутил, до слез смешил публику».

Результатом этой поездки стало появление на страницах журнала «Зритель» юморески «Свадебный сезон». Юмореска была напечатана в ноябрьском номере журнала. Николай создал рисунки, Антон придумал подписи. Многие гости, увидев журнальные карикатуры, узнали себя, а некоторые даже были упомянуты под своими настоящими именами.

Например, в подписи к последней карикатуре некто Николай Стаматич предлагает тост:
«Господа! Нас убивает индифферентизм! Будем же, пока молоды, нашептывать баллады женскому полонезу и глотать метральезы любви. Поднимаю фиал за здоровье молодых!».
Стаматич — таганрогский маклер.

В счете расходам на свадьбу есть 25 копеек, уплаченных городовому «за вывод из апартаментов буянившего Митрофана Егорыча». М.Е. Чехов – дядя А.П. Чехова.

Мало кому из прототипов карикатурных участников свадьбы понравилась юмореска.

Александр Чехов, старший брат Антона и Николая, писал им летом 1882 г. из Таганрога:
«Если вам обоим дороги ваши бока, то не советую вам ездить в Таганрог. …все сплошь серьезно обозлены на вас за „Свадьбу“ в „Зрителе“. Здесь на эту карикатуру смотрят, как на выражение чернейшей неблагодарности за гостеприимство».

А.П. Чехов учел реакцию земляков и родственников на юмореску и в дальнейшем ничего подобного себе не позволял. Несколько лет спустя после появления «Свадебного сезона», в письме к брату Александру А.П. Чехов просил: «…не употребляй в рассказах фамилий и имен своих знакомых. Это некрасиво: фамильярно, да и того... знакомые теряют уважение к печатному слову...»

[Mishazas]

Антон и Николай Чеховы. Февраль 1882 г.jpg

Напомнило