Удивительное дело
Гмм.. Насчёт батюшки жёлтой прессы подошибсяMishazas писал(а): ↑27 апр 2024, 23:08И под конец батюшка нашей жёлтой прессы, пращур, так сказать Габреляновых и Гусева, основатель "Московского листка" Пастухов. Подозреваю, что если бы увидал он плоды трудов своих духовных потомков через временную петлю, или ещё каким футурологическим способом, то тут же и схватил бы Кондратия
Проблема в однотипности бородатых лиц.
Семья и школа : Семейное чтение. 1881. №1
Этнография России. Великоруссы
Предлагаемые этнографические очерки назначаются для читателей старшаго возраста, которые уже прошли географію Россіи. Такими читателями настоящіе этнографическіе очерки Россіи будутъ прочтены не только съ пользою, но и съ интересомъ.
[...]
Великорусы — господствующее племя въ Имперіи.
[...]
Какъ ни разнообразенъ физическій обликъ великорусса, въ немъ замѣчается одна общая черта — умъ, смышленность. Тупыхъ апатичныхъ физіономій какъ у чухонъ, не встрѣтишь.
[...]
До какой степени между иностранными представителями науки распространено мнѣніе объ уродливости русскихъ, можно судить уже потому, что извѣстный французскій ученый Топинаръ въ своей „Антропологіи“ замѣчаетъ: „Среди сельскаго населенія, которое обыкновенно полнѣе сохраняетъ первоначальный черты, въ Россіи встрѣчаются физіономіи, похожія на чистыхъ Айносовъ или Тодасовъ“ *). Приравнивая нашихъ крестьянъ къ Айносамъ и Тодасамъ, французскій ученый очевидно хватилъ черезъ край. Уродовъ можно найти и между французами.
[...]
Приведенные выше изображенія крестьянъ-великоруссовъ различныхъ мѣстностей, снятые съ фотографій, служатъ нагляднымъ опроворженіемъ ходячаго не только между иностранцами, но и нѣкоторыми русскими мнѣнія, что некрасивость, пожалуй, даже уродливость — качества, присущія великорусу. Рисунки эти взяты безъ выбора и воспроизведены съ фотографическою точностью. Тамъ, гдѣ примѣсь инородческаго элемента къ славянскому была слабѣе, и славянскій типъ сохранился между великоруссами цѣльнѣе, чище; напротивъ, въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ вліяніе инородческаго элемента сказывалось сильнѣе, славянскій болѣе утрачивалъ свою чистоту. Четвертый рисунокъ изображаетъ крестьянина съ такимъ именно преобладаніемъ инородческой примѣси.
Морозов Андрей Васильевич (? — около 1888). Основатель династии производителей лубков.
Владелец литографии в Москве (1855–1885). Родом из бедной крестьянской семьи Калязинского уезда, Тверской губернии. В 19 лет пешком пришел в Москву, где торговал с лотка зеленым луком, колбасой, сайками, чеканил пуговицы. Купил ручной печатный стан, на котором стал выпускать картинки. Выучился грамоте. Разбогатев на производстве лубков, к 1870-м обзавелся большим каменным домом в Москве.
Ходко, Юлия. Светский лубок конца XVIII—начала XX вв
Как видим, пьянство династия Морозовых осуждает вяло, без фанатизма.
Сытин Иван Дмитриевич
Жизнь для книги
Лавка Шарапова была против часовни в ряду деревянных балаганов. Через полчаса лавку открыли. Я робко вошел и подал письмо приказчику. Пришлось подождать прихода хозяина. День был праздничный. К старику-хозяину пришли близкие знакомые и друзья, они все вместе отправились в трактир пить чай. До прихода хозяина меня экзаменовал милый старичок, издатель и типограф Ефим Яковлевич Яковлев, товарищ и друг Шарапова. Этот худенький, седенький человек очень любил читать назидания.
-- Ну что, брат, служить пришел? Служи, брат, усерднее. Себя не жалей, работай не ленись, раньше вставай, позднее ложись. Грязной работы не стыдись, себе цены не уставляй -- жди, когда тебя оценят. Базар цену скажет.
Пришел хозяин, старец почтенного вида, истово помолился на образа. Ему подали мое письмо. Посмотрел.
-- Ну что же, ладно. Возьмите его, Василий Никитич, -- сказал он главному приказчику. -- Что-то он больно велик ростом. Эй, парнюга, вот тебе наставник -- Василий Никитич. Служи честно и усердно -- будет хорошо.
Я низко поклонился и стал на указанное место к двери, где и стоял бессменно четыре года.
-- Ну с обновой, Петр Николаевич, -- сказал старичок Яковлев, -- пойдем, угощай чаем.
Мне было 14 лет. Я был велик ростом и здоров физически. Всякий труд мне был по силам. Вся самая черная работа по дому лежала на мне: вечером я должен был чистить хозяину и приказчикам сапоги и калоши, чистить ножи и вилки, накрывать приказчикам на стол и подавать кушанье; утром -- приносить из бассейна воду, из сарая -- дрова, выносить на помойку лохань и отбросы, ходить на рынок за говядиной, молоком и другими продуктами. Все это выполнялось мною чисто, аккуратно и своевременно. Через год я стал камердинером хозяина, служил у него вместе с его близким слугой. Одной из моих обязанностей было сметать пыль и чистить серебряные и золотые части риз и лампад в древней молельне. Здесь я часто слушал назидания хозяина и читал по его совету церковные книги.
Книги получал я в известном порядке и последовательности. Старичок украдкой следил, как я исполняю его завет. Разрешено мне было жечь до 10 часов вечера сальную свечку, но строго приказано не окапать редкие древние книги, которые стоили больших денег.
На этом наша дружба спаялась еще крепче. В торжественные праздники мы ходили с хозяином в Кремль, в Успенский и другие соборы к заутрене.
В доме Шарапова жизнь текла патриархально, по старозаветному московскому укладу.
Покорность, послушание и полное смирение были обязательны для всех.
Так же патриархально, по ветхозаветному укладу велась и торговля. Шарапов торговал мехами, книгами, а у себя на дому и древними иконами, которые у него же и обновлялись искусными и знаменитыми иконописными мастерами, большими знатоками древности. Московские любители старины часто наведывались к Шарапову и покупали у него редкие иконы и древние книги.
Книжная торговля была у Шарапова лишь случайным делом, полученным по наследству от брата. Поэтому в книжное дело он мало вникал и полагался больше на приказчиков.
Сытин признает, что всерьез задумался о женитьбе лишь незадолго перед свадьбой и согласился на этот шаг по настоянию Шарапова. Старого хозяина беспокоили «соблазны Нижегородской ярмарки», где «покупатели (в особенности сибиряки) требовали, чтобы каждая сделка была вспрыснута». Хотя Сытин ничего не рассказывает о своем поведении на ярмарке, те несколько строк, которые он посвятил в своих воспоминаниях эпизодам, связанным с поисками невесты, действительно позволяют предположить, что Шарапов считал женитьбу лучшим средством укрепить дух своего коммивояжера.
Сватом был шараповский переплетчик Горячев, знавший одного пожилого кондитера, который подыскивал жениха для своей дочери. С одобрения Шарапова Горячев вызвался сходить с Сытиным в гости к девушке, причем за два года перед тем Сытин видел ее на свадьбе того же Горячева. Состоялась встреча, пусть несколько неловкая, но дающая представление о том, как проходило сватовство в Москве прошлого века, и два пожилых представителя мелкого купечества решили судьбу шестнадцатилетней девушки. Шарапов присутствовал на смотринах в качестве главы семьи, хотя по застенчивости или доброте приехал к дому на Таганке отдельно от Сытина и Горячева. Отец и дочь «нас приняли очень любезно и запросто», вспоминает Сытин, но угощения не предложили, «так как нас не ждали».
В продолжение скупого разговора юная девушка «бесшумно скользила по комнате», и наконец Сытин обратился к невесте: «Насколько весело, Евдокия Ивановна, проводите время?» Последовал ответ послушной дочери и вместе с тем проницательной женщины: «Какое же у нас веселье? Мы для чужого веселья работаем: для свадеб, балов. А наше удовольствие тогда, когда в церковь пойдешь или в театр с папашей съездим…» Она дала понять Сытину, что у него нет соперников. После этого, продолжает Сытин, «разговор не клеился. Шарапов молчал, как сыч, безмолвствовал и хозяин дома. Было тягостно и неловко».
Но при всей неловкости положения Сытину приглянулась Евдокия. Перед уходом он условился с ней о свидании в Нескучном саду. Там они объяснились и решили сыграть свадьбу через две недели. Евдокия и на свидание в парк пошла, вероятно, именно за тем, чтобы дать свое согласие, поскольку и она и ее отец ждали, что Сытин сделает предложение. В дореволюционной России были широко распространены браки по договору между родителями или опекунами, и этот брак выдержал испытание временем. Сытин почти ничего более не говорит в воспоминаниях о своей семейной жизни, но он был явно горд тем, что быстро столковался и насчет недурного приданого, и насчет свадьбы, а «свадьба была обычная купеческая, с музыкой и танцами, очень веселая и многолюдная».
Чарльз Рууд. Русский предприниматель московский издатель Иван Сытин
