Протокомиксы в дореволюционной России

[Mishazas]

ОР Q.I.1435
Денисов, Андрей Дионисиевич (старообрядческий писатель; 1674 - 1730)
История о патриархе Никоне: Лицевая рукопись.
XIX в.
71 л. ; 4º (18,8-19,2 × 15,8)
Тип письма: Полуустав.
Элементы художественного оформления: 29 иллюстраций, заставка-рамка и инициал поморского орнамента в красках.
Переплет: Картон в коже.
Лит.: Отчет Императорской публичной библиотеки за 1907 г. СПб., 1914. С. 78. № 11.
Ф. 550 - Основное собрание рукописной книги
На последнем листе старообрядческой рукописи, рассказывающей о патриархе Никоне, помещена иллюстрация к событию Апокалипсиса: из уст зверя, змея и лжепророка исходят жабы. Для художника-старообрядца слугами сатаны являлись реформаторы Никон и Петр I, поэтому апокалиптическим монстрам он придал их портретные черты.

[Mishazas]

Борис Акунин
ПЕРЕД КОНЦОМ СВЕТА
(Сборник «Нефритовые чётки»)

Следующая деревня, куда нужно было попасть раньше зловещего проповедника, называлась Мазилово, и жили в ней мазилы, то есть художники, но не иконописцы, а люди лёгкие, весёлые – лубошники. Почти в каждой крестьянской избе по всему северу, и отнюдь не только в жилищах староверов, висела их живописная продукция: отпечатанные кустарным образом картинки духовного и мирского содержания. Коробейники носили всех этих «Алексеев-Божьих-Человеков», «Бов-Королевичей» и «Финистов-Ясных-Соколов» по деревням и ярмаркам, продавали по пятачку, по гривеннику. Промысел копеечный, но широкий охватом, а потому прибыльный.

[…]

Когда Фандорин вошёл, Никифор Андронович уже заканчивал свою речь. Стоя у печи, он всё поворачивался, чтоб охватить взглядом каждого. Говорил негромко, но чувствительно, чтоб до сердца достало:
– …Сатаной-Антихристом пугает, а он сам чёрт и есть. В чём главном Дьявол от Бога отличен? Бог – это любовь, а Дьявол – ненависть. Бог – это жизнь, а Дьявол – смерть. Кто ненависть проповедует и к смерти зовёт – от кого он, от Бога или от Дьявола? То-то. Знаю, ходил бес этот меж домами, сеял в сердца свои плевелы. Вы его не слушайте. Люди вы лёгкие душой, жизнерадостные, художники…
По правде сказать, хозяин дома особенно жизнерадостным Эрасту Петровичу не показался. Суровый дед ветхозаветной наружности сидел под образами прямой, как палка, в белой рубахе, с длинной седой бородой. Сдвинув косматые брови, слушал, но смотрел не на Евпатьева, а вниз. Справа и слева от старосты – жена и кривобокая дочь-вековуха, обе в чёрном и тоже с постными лицами. Зато все прочие жители Мазилова, пожалуй, в самом деле отличались живостью лиц, а в одежде предпочитали цвета весёлые, пёстрые. Мужики были по преимуществу тонкокостные, непоседливые, женщины румяные и улыбчивые, детишки хихикали, вертелись на месте.
И на раскольников-то непохожи, подумал Эраст Петрович, осмотревшись. Разве что привычкой ни минуты не находиться без работы. Бабы и девушки, проворно двигая пальцами, сплетали из полосок кожи и лоскутков странные разноцветные ожерелья, каждое из которых заканчивалось четырьмя треугольными пластинками. Многие из мужчин, слушая оратора, набрасывали что-то на бумаге карандашами (между прочим, вполне современными, явно купленными в городе). Фандорин полюбопытствовал, подглядел в листок к соседу. Тот набрасывал смешного рогатого черта, у которого из пасти вырывалось красное пламя, а из-под хвоста чёрный дым.
По стенам всюду были развешаны лубки, по большей части с зоологическим уклоном. Эраст Петрович с удивлением воззрился на картинку с заголовком «Какъ коркодилъ чиропаху обманулъ», где, действительно, были изображены крокодил и черепаха, причём довольно похоже. На большом листе «Всякое дыханiе Гспда славить», живописавшем поклонение тварей земных Всевышнему, обнаружилось чуть ли не все население бремовской «Жизни животных», вплоть до носорогов и жирафов.
– Это Ксюшка-Кривобока малюет, – шепнула Манефа. – Ей батька с городу книжку привёз печатную, про зверей всяких. Сама малюет, а боле никому не даёт. Жадная – страсть!
На девку зашикали. Это кончил говорить Евпатьев и поднялся староста. Речь его была немногословна. В избе сразу стало тихо.
Наверное, для этой непоседливой публики нужен именно такой вождь – сдержанный, суровый, подумал Эраст Петрович. Давно известно: болтунами лучше всего управляет молчун, а молчунами – болтун.

[...]

В толпе, сбившейся вокруг Кириллы, зашумели, загоготали. – Что это там у них? Интересно.
Оказывается, это страннице заказывали сказки.
– Про Катьку-царицу расскажи!
– Не, матушка, как немец в баню ходил!
– Про попа-постника!
А староста, дождавшись паузы, веско молвил:
– Расскажи сказку, чтоб сгодилось картину мазать.
Его поддержали, и некоторые из мужчин приготовили бумагу – рисовать.
– Да вы всё знаете… – задумчиво проговорила Кирилла. Её сухое, белое лицо было бесстрастно, без тени улыбки, хотя публика явно ждала чего-то весёлого. – Нешто о царе Петрушке? Слыхали про пирамиду?
Этого слова мазиловцы не знали.
– Про что, матушка?
– Пирамида – это такая каменная пасха, которую над могилой древних царей строили, чтобы им душу спасти, – объяснила рассказчица и показала руками: сверху узенько, книзу широко. – Огромадная, с гору. Я в книге видала. Так что, сказывать ай нет?
– Сказывай, сказывай!
Все тем же серьёзным тоном, нараспев, Кирилла начала:
– Царь Петрушка, кошачьи глаза, свинячье рыло, издох от дурной хворобы, и поволокли его черти в преисподню. Он орёт, жалится – думает, будут его рылом в табашны угли тыкать, бриту бороду иголками на место пришивать. Знает, паскудник, сколь наблудил.
Вокруг захмыкали, а сказительнице хоть бы что.
– Ан нет. Стречает его сам Князь Тьмы, честь по чести. Так мол и так, пожалуйте ваше велико, заждалися вашей милости.
Снова предвкушающие смешки.
– Петрушка-то заробел, говорит: «Это я там был велико, а тута от лаптя лыко. Мне ба куда-нито в уголок, в тихо местечко». А Сатана ему: «Не положено, у нас все по-честному. Кто у вас царь, то и у нас». Повели Петрушку в чисто поле. Дали деревянну столешню большую – клади на плечи, держи. Делать нечего, положил. Сверху Петрушкины князья-министры влезли, двенадцать человек. Царь-от на пиве-скоромнине мяса наел, косая сажень в плечах, а и то закряхтел, согнулся. Министры поверху скачут, радуются. «То мы тебя тешили, теперь ты нас потаскай». Только недолго они жировали. Накрыли их черти щитом медным, с цельну площадь, запустили толпу барчат, да попов, да купечества. Ну, князей-министров в три погибели пригнуло, а царь и вовсе едва пищит. Ладно. Положили по-над площадью зерцало серебряно, с море величиной. И на него без счёту крестьянства да мастеровых понапустили – тыща тыщ народу. Бар, да попов с купцами в лепёху сжало, министров в блин, царя в жидку лужицу. А поверх всего крестьянства понакинули с небес решётку из златых нитей, лёгкую. И по ней на приволье стали гулять-погуливать старцы, сироты, да молельники. И уж над ними никого – только солнце, луна да звезды…
– Вот вам вся социалистическая программа, в чистом виде, – усмехнулся Крыжов, поймав взгляд Эраста Петровича. – Дайте срок. Россию-матушку так снизу тряханёт – с ног на голову встанет.

[Mishazas]

Нужно понимать, что во времена Тишайшего смартфонов не было, и комиксы являлись единственным визуальным источником светской хроники.

Паисий не вытерпел оскорбления, посохом своим сбил с никоновой головы клобук на землю. Затем они начали друг друга укорять и поносить.

[Tzratzk]

Cleric-fighter LVL 82

[Mishazas]

Гиляровский о Лавре Белянкине («Москва газетная»):

«РАЗВЛЕЧЕНИЕ» — «Журнал литературно-юмористически-карикатурный». Его основал Ф. Б. Миллер в 1859 году.

Я помню его с семидесятых годов, когда он жестоко пробирал московское купечество, и даже на первой полосе, в заголовке, в эти годы печатался типичный купец в цилиндре на правое ухо и сапогах бураками, разбивавший в зале ресторана бутылкой зеркало.

Это был портрет известного богача: кругом пьяная публика, тоже портреты, а перед купцом, согнувшись в три погибели, волосатый человек в сюртуке, из заднего кармана которого торчит полуштоф водки.

Купец был М. А. Хлудов, а волосатый — Н. И. Пастухов. Автор этого рисунка, впоследствии мой большой приятель, Лавр Лаврович Белянкин, неподкупно честный человек, но «злой на перо», сотрудник «Развлечения» с начала издания, известный художник-миниатюрист с четким рисунком, умевший схватывать типичные черты оригинала и живо передававший сходство лиц. Он одевался по моде, нюхал «головкинский» дорогой табак из золотой табакерки времен Людовика XVI и жил в своем доме на Мещанской, недалеко от Сухаревки, на которую ходил каждое воскресенье, коллекционируя миниатюры и рисунки. Он работал в «Развлечении» постоянно, но давал только то, что сам хотел, и никакой критики и замечаний редактора не выносил:

— Не хочешь — не надо! Наплевать мне на твой журналишко и на тебя! — скажет, возьмет рисунок и уйдет, а через неделю приходит и встречается редактором как желанный и ожидаемый.

Если ему и давали тему — он исполнял только ту, которая ему по душе. Карикатурист 60-х годов, он был напитан тогдашним духом обличения и был беспощаден, но строго лоялен в цензурном отношении: никогда не шел против властей и не вышучивал начальство выше городового. Но зато уж и тешил свое обличающее сердце,— именно сердце, а не ум — насчет тех, над которыми цензурой глумиться не воспрещалось, и раскрыть подноготную самодура-купца или редактора газеты считал для себя великим удовольствием.

Л. Л. Белянкин был старейший карикатурист, которого я знал и с которым вместе работал немалое время в юмористических журналах.

[Mishazas]

Указ Петра I «О писании портретов Императорской фамилии людям искусным в живописи»
9.01.1723
Продаваемые в Москве по разным местам и обретающиеся по домам живописные Его Императорского Величества и Благоверные Государыни Императрицы персоны, которые неискусно невеждами писаны, усмотря прилежно Супер-Интенданту Зарудневу, собрать в Синод, и впредь так неискусно невеждам писать и никому продавать и в домах иметь отнюдь не велеть, и о том учинить жестокое запрещение, а велеть такие персоны искусно писать свидетельствованным в добром мастерстве живописцам, со всякою опасностию и с прилежным тщанием, сего над ними оному Зарудневу и надзирать.

КОНКЛЮ́ЗИЯ (от лат. conclusio — букв. 1) запирание, замыкание, 2) заключение, вывод) — синтетич. жанр эпохи барокко, пришедший из Европы через укр. посредничество. К. была популярна в России с сер. 17 до сер. 18 в. С хронологич. т. зр. К. предшествовала икона с клеймами и икона с композицией типа "древо" (напр., "Древо Московского государства" Симона Ушакова). Рус. К. связана с польской, литовской и укр. традициями. Для жанра К., основанного на соединении лит-ры и живописи, характерно сочетание замкнутой аллегорич. композиции, символов и эмблем, выражающих мотивы, свойств. эпохе барокко, с текстом, в к-ром содержался комментарий к рисунку. Текст мог находиться на лентах, в картушах, выходить из уст героев (как в совр. карикатурах и комиксах), концентрироваться в нижней ч. листа или рядом с изображаемыми персонажами (как на иконе), сопровождать микросюжеты (если К. создавалась по аналогии с иконой с клеймами). Словесный текст в К. не является линейным и целостным, структура отношений между его ч. определяется графич. композицией К. Поскольку сочетание текста и изображения вообще было распространено в эпоху барокко, термин К. употреблялся по отношению к разным видам изображений.
[...]
В совр. обществ. практике сохранились такие подобия жанра К., как похвальный лист, почетная грамота, стенгазеты выпускных классов (здесь сохранилось сочетание текста и изображения, причем в 1 и 2 случае — эмблематич. типа).
(с) Российский гуманитарный энциклопедический словарь

[Mishazas]

Невероятные приключения Сил Силыча и его семьи

[Tzratzk]

Я , кстати, читал, что волосы специально стригли коротко, в целях борьбы со вшами. Ибо так плюс парик было практичнее, чем своя пышная шевелюра.

[Mishazas]

Ага, и ночные колпаки надевали с целью защиты от постельных насекомых.
Недавно прочитал, а то раньше не задумывался, зачем предки спали в головных уборах

[Tzratzk]

А, вон оно что! Одной тайной меньше.

[a1s2]

Mishazas

Ага, и ночные колпаки надевали с целью защиты от постельных насекомых.
Недавно прочитал, а то раньше не задумывался, зачем предки спали в головных уборах

Фигвам...ночной колпак изначально ритуальный фрагмент савана.Потом это приобрело статус...аксессуара оседлого существования.
Ну вроде у меня есть свой ночной колпак а значит есть и своя кровать в своем доме.Были времена когда ночные колпаки и чепцы одевали на вечерние собрания общин для того что бы определить свой статус перед присутствующими.В Германии же колпаки одевали из за того что обычно экономили на отоплении в спальне...несмотря на довольно сильные морозы.Старались обходиться грелками,большим количеством пледов и одеял а так же комплектом теплого спального белья,шерстяным колпаком и стопкой выпивки перед сном.Кстати одежда для сна обычно не отпугивает постельных насекомых а наоборот...значительно увеличивает из территориальную популяцию а вот холодная спальня...Блохи мерзнут,чихают,кашляют,начинают болеть а потом уходят к более щедрому хозяину теплой спальни...или в аптеку за шипучим аспирином

[a1s2]

Mishazas
Миша...Ты бы не лез во все эти раскольничьи,старообрядческие кухыри.Просто совет ))

[Mishazas]

Спасибо за совет, но я уж как-нибудь сам сориентируюсь, что собирать, а что нет

[a1s2]

Mishazas

Спасибо за совет, но я уж как-нибудь сам сориентируюсь, что собирать, а что нет

Пожалуйста.Я всегда рад помочь добрым советом, хорошему человеку.Особенно, когда к этому не нужно прикладывать сколько нибудь значимых усилий ))

[Mishazas]

Александр Пушкин
СТАНЦИОННЫЙ СМОТРИТЕЛЬ


Тут он принялся переписывать мою подорожную, а я занялся рассмотрением картинок, украшавших его смиренную, но опрятную обитель. Они изображали историю блудного сына: в первой почтенный старик в колпаке и шлафорке отпускает беспокойного юношу, который поспешно принимает его благословение и мешок с деньгами. В другой яркими чертами изображено развратное поведение молодого человека: он сидит за столом, окруженный ложными друзьями и бесстыдными женщинами. Далее, промотавшийся юноша, в рубище и в треугольной шляпе, пасет свиней и разделяет с ними трапезу; в его лице изображены глубокая печаль и раскаяние. Наконец представлено возвращение его к отцу; добрый старик в том же колпаке и шлафорке выбегает к нему навстречу: блудный сын стоит на коленах; в перспективе повар убивает упитанного тельца, и старший брат вопрошает слуг о причине таковой радости. Под каждой картинкой прочел я приличные немецкие стихи. Все это доныне сохранилось в моей памяти, также как и горшки с бальзамином, и кровать с пестрой занавескою, и прочие предметы, меня в то время окружавшие.