1920s

Tzratzk · Сообщение **Tzratzk** » 26 фев 2024, 15:26

: A young Jackie Coogan, who would grow up to become the first Uncle Fester, with his peddle car. 1920s.jpeg (98.67 КБ) 171 просмотр

Tzratzk · Сообщение **Tzratzk** » 27 фев 2024, 11:37

: 1928. Washing pets at the Dog and Cat Laundry.jpeg (97.74 КБ) 165 просмотров

Tzratzk · Сообщение **Tzratzk** » 27 фев 2024, 11:38

: The Old Gang, Ha Ha, 1929, United States.jpeg (940.36 КБ) 165 просмотров

Сайт · Сообщение **Mishazas** » 27 фев 2024, 18:13

Tzratzk писал(а): ↑
27 фев 2024, 11:37
1928. Washing pets at the Dog and Cat Laundry.jpeg

Неплохой старатап: поставил три корыта возле крана, повесил табличку "Собаче-кошачая баня" и собираешь деньги с желающих простирнуть питомцев

Tzratzk · Сообщение **Tzratzk** » 27 фев 2024, 19:02

Mishazas писал(а): ↑
27 фев 2024, 18:13

Tzratzk писал(а): ↑
27 фев 2024, 11:37
1928. Washing pets at the Dog and Cat Laundry.jpeg
Неплохой старатап: поставил три корыта возле крана, повесил табличку "Собаче-кошачая баня" и собираешь деньги с желающих простирнуть питомцев

Давно уже у Паустовского, кажется, вычитал про ещё круче стартап двадцатых годов: они с приятелями, совсем оголодав, залезли в какое-то только что переехавшее учреждение, зашли в пустую комнату, повесили снаружи табличку "Информационный отдел" и стали ждать чё будет. Через некоторое время им занесли мебель, потом поставили на довольствие, потом загрузили работой. Работы оказалось до чёрта.

Tzratzk · Сообщение **Tzratzk** » 27 фев 2024, 19:10

Чудесный, бодрый запах махорки пронесся, завиваясь, по улице. Я
невольно проглотил слюну.
- Не отставайте от этой машины, - сердито прошептал нам Торелли.- Тут
будет дело!
Мы прибавили шагу. Грузовик выехал на Ришельевскую, свернул к Оперному
театру и остановился около темного здания. То был один из домов, оставшихся
от времен Ришелье и де Рибаса. Такие здания придавали Одессе благородные
черты Генуи, Флоренции и даже, как утверждали некоторые одесситы, самого
Парижа.
На тротуаре около этого классического здания лежало имущество рядового
советского учреждения (очевидно, учреждение это большую часть своей жизни
проводило на колесах) : оборванные рулоны бумаги, линялые плакаты из кумача,
обернутые вокруг древков, расшатанные канцелярские столы, нервные этажерки,
привыкшие падать навзничь от грубого хлопанья дверей, выгоревшие портреты в
рамах, выкрашенных сизой морилкой, погнутый бак для кипяченой воды и
множество ящиков.
Все это имущество охранял матрос с такой рыжей проволочной шевелюрой,
что бескозырка у него не прикасалась к голове, а как бы стояла в воздухе,
опираясь на эту шевелюру.
На дверях здания был прибит кусок холста с надписью: "Одесский
Опродкомгуб".
- Сюда! Быстро! - сказал Торелли, рванулся в сторону и выскочил на
маленькую площадь Пале-Рояль около Оперного театра. Там страж с проволочными
волосами не мог нас заметить.
Сейчас Торелли совсем не казался таким жалким, как вчера на
Черноморской или каким был еще час назад. Отблеск вдохновения упал на его
лицо. Но я не представлял себе ничего, что могло быть причиной этого
вдохновения. Глаза Торелли лукаво поблескивали в щелках припухших век.
- Прежде всего надо выяснить, - сказал Он, - что значит Опродкомгуб?
Я знал это сокращенное название и объяснил его. Оно означало: "Особый
продовольственный губернский комитет".
Торелли присел, хлопнул себя по коленкам костлявыми лапками и залился
тихим смехом.
- Лучшего учреждения, - пропищал он, - нам и не нужно. В самый раз!
Тогда обозлился Володя Головчинер.
- Слушайте, синьор Торичелли-сказал он.-Объясните нам, что это за
манифарги, или, проще говоря, что это за штучки. Иначе мы бросим вас и
уйдем.
Володя называл "манифаргами" все, что было ему непонятно.
Тогда Торелли изложил свою "идею", свой план, показавшийся нам
одновременно и невероятно опасным, и неслыханно глупым.
- Послушайте, - сказал он, - вы же знаете, что такое учреждение? Или вы
не знаете? И вы тоже знаете, что ни одно уважающее себя учреждение не может
жить, если оно не издает какой-нибудь информационный листок или бюллетень
про свою работу. Или, худо-бедно, не имеет собственного информационного
отдела. Вы это знаете? Очень хорошо! А вы не подумали, что для этого отдела
нужны газетчики? Особенно репортеры. И знаете ли вы, что если нет
информационного отдела, то начальник учреждения, будь он хоть сам мистер
Форд, начнет барахтаться в делах, как цыпленок в луже? Мы откроем в
Опродкомгубе информационный отдел. Мы напечатаем роскошный бюллетень на
ротаторе о прибытии в Одессу для раздачи нетерпеливому населению трех бочек
выдержанной камсы из Очакова и вагона кукурузы и моченых помидоров из
Тирасполя. Вы понимаете, что это значит? Это значит, что в Одессе начнется
жизнь! - крикнул Торелли. - Жизнь!
- А почему вы уверены, что в этом учреждении еще нет информационного
отдела? - спросил Яша. - Вы слишком много на себя берете, товарищ Торичелли.
- Ха!-воскликнул Торелли.-И еще раз "ха"! И, если хотите, двадцать раз
"ха"! Вы же видите, что они еще не втащили в дом даже свое барахло. Они еще
сосунки. Ну, а если тут информационный отдел есть, так это же не
единственное учреждение в Одессе. Пойдем в другое. И откроем информационный
отдел там.
Мы промолчали, подавленные логикой Торелли.
- Требуется солидный человек в очках, чтобы он говорил по-русски, как
актер Качалов, - сказал Торелли. - Самый подходящий для этого, по-моему,
товарищ Головчинер. Он будет у нас начальником отдела. Вы, - он показал на
меня, - заместителем, товарищ Лифшиц- экономистом, а я - репортером. Но
главное - проскочить мимо матроса, мимо этого рыжего голиафа с винтовкой.
Пошли! Быстро! В таких делах волынка - первая опасность.
Мы с деловым видом подошли к входу в таинственный Опродкомгуб. Торелли
шел сзади, фальшиво насвистывая и стараясь спрятаться за нашими спинами.
Рыжий часовой сидел на ящике и держал за передние лапы белую мохнатую
собачку.
- Служи дяде! - говорил матрос нарочито грозным голосом. - Служи дяде,
черт мохнатый, цуцик-пуцик! Служи дяде!
Собачка виляла хвостом и повизгивала, явно показывая, что ей слишком
лестно такое обращение. Но служить она не умела.
- Вот приблудилась с ночи, - сказал нам матрос, - и не .уходит. Такая
обходительная собачка, не поверите! Голодная, стерва! Придется взять ее с
собой в команду. Ой же, и придется! - ласково сказал он, начал трепать
собачку по спине и приговаривать: - Ой же, и надо взять такую дурную смешную
собачку! Ой же, и следует взять на матросское снабжение такую кудлатую
псину!
Собачка молотила хвостом и подвывала от восторга. Мы проскочили мимо
матроса под суровые своды Опродкомгуба. Я посмотрел на своих спутников. Они
растерянно улыбались.
- Ax, какой парень! - неожиданно сказал Яша Лифшиц.
- Кто? - спросил Торелли.
- Конечно, не вы!
По темным коридорам красноармейцы, топая бутсами, тащили канцелярские
шкафы. Дверцы у шкафов сами по себе распахивались и тотчас захлопывались с
оглушительным треском. Красноармейцы вполголоса ругались.
- Значит, так,- сказал Володя Головчинер,- Мы сейчас узнаем, в какой
комнате сидит начальник этого учреждения, пойдем к нему и попросим принять
нас на работу.
Торелли взмахнул, руками, отступил и с ужасом и презрением посмотрел на
Володю.
- Вы что?- спросил он свистящим шепотом.- Окончательно сумасшедший? Или
нет? Или у вас еще не прорезались зубы? Вы хотите, чтобы нас прямо отсюда
отправили в Чека и разменяли на мелкую монету? Пришли с улицы - и бенц! -
прямо к начальнику! Кто мы? Что мы? Желтая пресса! Бульварные журналисты! Вы
угробите всех. Стоило мне стараться и придумывать такой замечательный план,
чтобы из-за вас обмишуриться навеки! Разве так поступают?
- А как? - растерянно спросил Головчинер. Мы с Яшей тоже опешили.
- Раз не знаете, так положитесь на меня! - высокомерно произнес
Торелли. - Я подскажу вам все, что нужно делать. Никаких начальников! Мы
сами начальники! За мной!
Торелли пошел вперед, а мы, горько сожалея, что впутались в эту
историю, неуверенно пошли следом за ним.
К счастью, никто не обратил на нас внимания, и мы наконец попали в
пустой и пыльный коридор на втором этаже. Он кончался уборной с выломанной
дверью и черной лестницей.
- Пожалуй, лучше всего будет здесь, - сказал Торелли и толкнул первую
же дверь. Она открылась, и мы вошли в пустую комнату. В ней не было ничего,
кроме валявшихся на полу справок о прививке оспы и плаката с надписью:
"Борись с трихинозом свиней!"
Торелли поднял плакат, достал из кармана синий карандаш, перевернул
плакат чистой стороной, положил на подоконник и написал на нем витиеватым
писарским почерком: "Информационный отдел". Потом подумал и приписал внизу
шрифтом немного поменьше: "Завотделом - Головчинер В. Л."
Мы следили за действиями Торелли, не спуская с него глаз, как кролики,
зачарованные гремучей змеей.
Торелли достал из кармана брюк бумажный пакетик с несколькими кнопками,
вышел в коридор и приколол плакат к двери.
- Вот и все! - сказал он и радостно потер руки. - Все обдумано. Первый
акт отошел. Теперь остается только ждать дальнейших событий. Присаживайтесь,
прошу вас, на подоконники!
У Володи Головчинера была пачка кубанского табака, черного и сухого,
как торф. Мы расселись на пыльных подоконниках, закурили и начали ждать.
Говорили мы шепотом. Один Торелли насвистывал вальс из "Веселой вдовы".
- Черт его дери, - неопределенно сказал Яша. - Может быть, нас
действительно расстреляют?
Торелли презрительно фыркнул.
Мы сидели и прислушивались к беспорядочному шуму, постепенно
заполнявшему учреждение. Где-то даже зазвонил, как вызов из преисподней,
надтреснутый телефон.
За окнами был виден Ланжероновский спуск, но не весь, а только один его
живописный кусок. Море синело; норд уже иссякал.
- Мы самозванцы,- опять сказал Яша мрачным голосом.- Нас разоблачат в
три счета. Лучше, пока не поздно, уйти.
Тогда возмутился Торелли.
- Это мне страшно нравится! - воскликнул он. - Браво и бис! Не смешите
меня. Где вы видите самозванцев? Разве мы не будем честно работать? Если мы
нашли подходящее место для приложения интеллигентских сил, так это простой
здравый смысл, и только!
- Вы Спенсер, Торелли, - сказал Володя. - Кант! Президент Пуанкаре! Вы
подвели железную базу под мое шаткое звание заведующего информационным
отделом. У меня после ваших слов выросли крылья.
- Тише! - вдруг сказал злым шепотом Яша. - Хватит паясничать! кто-то
идет.
Действительно, по коридору кто-то шел, бряцая шпорами. Шаги были
чугунные, как у командора. Человек со шпорами остановился против нашей
комнаты, густо прокашлялся, помедлил и распахнул дверь.
Мы вздрогнули.
В дверях стоял, очевидно, один из отчаянных командиров прославленных
партизанских отрядов. Косматые седеющие брови густо свисали над его черными
глазами. Плохо выбритое лицо отливало синеватой чернотой. На поясе у него
висел мощный маузер с деревянным прикладом. Через плечо была перекинута
полевая сумка. Нагрудные карманы френча были туго набиты пистолетными
обоймами, махоркой, зажигалками и скомканными бумажными деньгами. От обилия
этих вещей оба кармана лопнули, и при каждом движении человека с маузером из
прорех в карманах сыпалась драгоценная махорка.
Человек с маузером пристально осмотрел нас, потом прикинул глазом
величину комнаты и сказал неожиданно тонким, как дудочка, голосом:
- Доброго здоровьица, други! Будем знакомы. Карп Поликарпович Карпенко.
Бывший работник на ниве народного образования, а ныне ваш комендант. Кто
здесь заведующий столь замечательным отделом? Кажется, товарищ Головчинер Be
Эль? Он здесь?
- Да, это я,- осторожно ответил Володя.
- Покорнейше прошу, - сказал комендант, - не позже, чем через час,
представить мне точный реестрик потребного вам имущества, заверенный вашим
подписом. Не зевайте, пока имущество не расхватали другие, более нахальные
отделы. Информационный отдел всегда, знаете, остается в дураках. Имею на
этот счет опыт. А почему? Потому, что интеллигенты, дорогой мой товарищ Be
Эль Головчинер, разводят нюни со всяким барахлом. Когти и кулаки надо
показывать! Вот! - Комендант показал нам красный волосатый кулак. Он даже
повертел им в разные стороны, чтобы мы лучше его рассмотрели. - Как
говорится, сто раз покрути перед носом, а один раз стукни! Сразу всякое
хрюкало хвост подожмет, и воцарится полнейший порядок. И эта штучка,- он
похлопал по маузеру,- тоже прочищает мозги лучше, чем технический нашатырь.
Не беспокойтесь. Вас я не дам в обиду, поскольку от отца унаследовал
почтение к трудовой интеллигенции. Оно, знаете, совершенно правильно сказано
у поэта: "Сейте разумное, доброе, вечное..."
Он внезапно замолк и прислушался. Из коридора доносилось кряхтенье
нескольких человек. Комендант распахнул дверь, выскочил из комнаты и
закричал плачущим бабьим голосом:
- Очи у вас повылазили, что ли! Балет мне устраиваете! Тут же
информационный отдел, а вы сюда прете несгораемый шкаф, надлежащий до
бухгалтерии. Назад!? Спускайте его по этой черной лестнице в первый этаж.
Все здание сотрясаете, полы побили, как черепицу. Что это за чертовы люди,
ей-богу! Противно даже на вас смотреть!

http://lib.ru/PROZA/PAUSTOWSKIJ/lifebook4.txt